Светлана Ширанкова - Танцы на кончике иглы[сборник стихов]

… А над водой кружили облака,
Себя в реке высматривая жадно,
И осень обнажала берега
В порыве страсти — дерзко, безоглядно.

Горами ограничен горизонт,
По свитку неба тушью — птичьи стаи,
Чуть моросит… Мы не откроем зонт.
Промокнем? Пусть, но точно не растаем.

И старый дом, уснувший так давно,
Нахохлившись, пускает в землю корни.
Мы на ступенях терпкое вино,
Как из бокала, выпьем из ладоней.

Рука в руке, танцуют менуэт
Деревья и камыш под небом хмурым…
Твой нереально тонкий силуэт —
Последний штрих сентябрьской гравюры.

Светотенью рисую следы
На неровной бумаге рассвета.
Посмотри, узнаешь? Это ты
В тонкой рамке сгоревшего лета.

Предсказателем средней руки
Я судьбу для тебя разукрашу,
Где любовь и надежда — близки,
А потери и горе — подальше.

Угольком по ладони черта
Вместо данной (от бога? от черта?),
Для того, чтоб в пределах холста
Белый цвет перевешивал черный.

Только я никудышный пророк
И художник, как видно, не лучший.
Из разбившейся чашки потек
Выползает кофейною гущей.

Что ж, попытка — не пытка, mon cher?
Да, не вышло… знать, опыта мало.
Я к дивану подвину торшер
И вино разолью по бокалам.

Будем пить провиденью назло
И у пифий совета не спросим…
Светотенью распишет стекло
Рыжей кошкой пришедшая осень.

Декаданса вином лиловым запиваю абсента горечь,
Коломбина в дурацких блестках, кое-как нашитых на платье.
Эти пыльные перекрестки, на которых ты годы тратил,
Мне приснились сегодня снова, отбивая кошмаром полночь.

Кистью плюшевая усталость — темно-красный портьерный сгусток —
Под глазами наложит тени толстым слоем грубого грима.
Силуэт твой такой осенний растушеван сигарным дымом,
Эта опиумная радость — суицид приравнять к искусству.

Заводное устало сердце трепетать и в тоске томиться.
Ты оплатишь ремонт по счету, впереди еще вечер длинный…
Заменяя любовь зевотой, ты споешь мне романс старинный —
Диссонансы финальных терций над исчерканной в кровь страницей.

Вот и все — мы по разные стороны
И мечты, и желания жить.
Как попало на части разорваны —
Не сплести, не срастить, не зашить.

Пламень страсти победно-неистовый
Задыхается в смрадном плену
Под предательством, ложью, убийствами
В непоследнюю нашу войну.

В нереальность к источнику горькому —
Раствориться и к черту забыть
Так отчаянно рвешься… Да только вот
Я тебя не могу отпустить.

Костью сломанной, нервом обрезанным
Дотянусь, не позволю уйти,
Пусть мне смерти щербатое лезвие
Перерубит другие пути.

Воскресая в мучительном зареве,
Я таращу слепые зрачки:
Круг стотысячный — ада ли, рая ли,
И прошедшего счастья клочки.

Боль моя с глазами цвета пыли,
Что осела на полоске стали.
Мы с тобой друг друга не забыли,
Смертный бог убийства и печали.

Не любовь в пожарищах и битвах —
Пепел душ в оплавленном сосуде.
Я — вода твоей ночной молитвы,
Ты — огонь моих сожженных буден.

Не любовь — клыки и сердце зверя,
Яд в вине, в крови, в твоем бокале.
Я — ошибки, раны и потери,
Ты — судьбы разбитые скрижали.

На двоих с тобой нам мира мало,
Смерть и жизнь нас равно не рассудят…
А под вечер небо станет алым,
Но тебя опять со мной не будет.

Солнечный-зайчик — и тот через черточку,
Гарри-ли-Поттеру он подражание?
Вот легкомысленно выпрыгнул в форточку:
Встреча случайная — легкость прощания.

Окольцевать бы — и в клетку стеклянную,
Личный источник энергии творческой.
Нет, не дается создание странное,
Разве ему сытой жизни не хочется?

Существование нервно-дискретное,
Мир аритмичный, случайно-неистовый…
Он не умеет иначе и медленно,
Все отдавая в единственном выплеске.

Нелюбовью измазаны руки,
Словно черною кровью чернил.
Ты задумайся — вдруг ты от скуки
Ненароком меня сочинил?

В тонкой лайке холодные пальцы,
Чуть соленые стрелы ресниц
И запястья в изысканном танце
Над изломами книжных страниц.

Мне придумал привычки и жесты,
И усталую складку у губ,
И стихов не моих анапесты,
И фанфары неведомых труб.

И ошибки мои, и потери,
И житейскую тяжесть оков,
Тихий скрип половицы у двери
И к творцу своему нелюбовь…

Здравствуй, депрессия, здравствуй, родная,
Знать, заскучала за мной?
Ну, проходи, наливай себе чаю,
Руки-то, руки помой!

В кресло садись да включай телевизор —
Смотришь, поди, сериал?
Только не жди от сюжета сюрпризов —
Это не гений писал.

Хочешь вина или, может, текилы?
Ты не стесняйся, скажи!
Чокнулись, выпили, снова налили…
На вот, конфету держи.

Как твоя жизнь, как семья, как работа?
Не издеваюсь — шучу.
Что у меня? Да все то же болото,
Впрочем, живи — не хочу.

Есть и плохое, хорошего — больше,
Ты вот зашла навестить.
Друг мой намедни вернулся из Польши…
Надо по новой налить.

Продали тачку свою на запчасти,
Новую купим весной.
Нет, я не плачу… Пусть бросило счастье,
Ты же осталась со мной!

Не летают сегодня мои самолеты,
Потому что затянуто тучами небо.
Я закрою притихшие аэропорты,
Все равно в них ни разу никто еще не был.

Я так долго бежала по взлетной полоске —
Не хватило под крыльями силы подъемной.
Этот мир, как экран телевизора, плоский, —
И меня хочет сделать фигуркой картонной.

Я поддамся ему и забуду о звездах,
Ведь поверхность двумерная их не приемлет.
Буду рано вставать и ложиться непоздно,
И вливаться в толпу, чтоб спускаться под землю.

Время оловом серым застыло в глазницах,
Третью ось геометрии вырвало с корнем…
Мне бы небо мое увидать сквозь ресницы,
Только как это сделать, я больше не помню.

Если боль ковыряется когтем в душе,
Если сердце кричит куликом в камыше,
Если кофе с вином не спасают уже —
Душит мрак,

Если лестница в рай привела тебя в ад,
Если солнечный день тебя видеть не рад,
Если жизнь — опостылевших масок парад,
В каждой — враг,

Если крылья теряют перо за пером,
Если домом не стал недостроенный дом,
Если вместо любви в горле горечи ком,
Гарь и шлак,

Верю я — ты отыщешь от счастья ключи,
Верю я — ты станцуешь фламенко в ночи,
Верю я! Ты не веришь? Не спорь, промолчи —
Будет так.

Я пойду искать свою истину,
Сухари в дорогу уложены,
Ибо истину надо выстрадать —
Так от роду-веку положено.

Сброшу все уныло-мещанское,
Сердцевину как-нибудь вылущу.
В голове свободы шампанское
В пробку бьет — не выдержу, выпущу.

На бумагу взбегут козявочки,
Их пером-иглой, чтоб не ерзали.
По спине — мурашки вприсядочку,
Не пойму никак: смех ли, слезы ли.

Но ревнивей невесты истина,
Заклеймит — да дело и сделано.
Одиссея твоя бессмысленна,
На Итаку тебе не велено.

Беспощадною сталью лезвие
Душу вспорет на ленты-полосы.
Будут рифмы все пообрезаны,
Как уже острижены волосы.

Серебром дорога помечена,
Сторожами пни по обочине.
"Ты за мной идешь? Медлить нечего.
Уходи, попрощайся с дочерью."

Холод ручки дверной под пальцами,
Скоро хрустнет прошлого веточка.
Дочка плачет… "Ну тише, заяц мой.
Мама здесь. Успокойся, деточка."